Эксперты форума ТГУ – о псевдококошниках, лентах хиппи и стереотипах

ТОМСК, 19 дек – РИА Томск. Одежда – один из основных ключей к разгадке того, как человек воспринимает окружающий мир и себя в этом мире, уверены эксперты форума "Русские сезоны", который проходит в Томском государственном университете (ТГУ).

В материале РИА Томск член международной Ассоциации искусствоведов и художественных критиков (AIS) Андрей Боровский и куратор форума Даниил Крапчунов рассказали, почему культура Сибири самобытна, а стереотипные представления о кокошниках и сарафанах – ошибочны, а глава управления информационной политики ТГУ Юлия Эмер – о том, почему форум об одежде нужен вузу.

О чем "молчит" платье

– В ТГУ стартовал форум "Русские сезоны". Хотелось бы понять, в первую очередь, чем он так значим, какие вопросы поднимает, а, возможно, и помогает решить.

Боровский:

– Самый первый, самый главный вопрос – это вопрос самоидентификации. Труды классических энтографов и антропологов хороши, но они не могут ничего сказать человеку, который задается этим вопросом в XXI веке и выбирает для себя, кем он будет.

В равной степени мы, например, русские, так как владеем русским языком, и украинцы, если живем на территории Украины. Мы живем в ситуации, когда зачастую наше имя имеет другую "национальность", чем наша фамилия; когда наше вероисповедание абсолютно не связано с местом, где мы находимся; когда наши стереотипы или, наоборот, новые идеи не связаны с нашим образованием.

Мы все очень разные, и каждый выбирает, кем быть. И то, каким образом вопрос национальной самоидентификации поднимается в этом проекте, мне очень импонирует, потому что он ставит базовые вопросы, на которые можно ответить абсолютно по-разному. Даже бывает, что существует не один, а много правильных ответов.

Эмер:

– Недавно Высшая школа экономики провела опрос, и россияне отметили, что идет большая популяризация науки, но 60% недовольны тем, что не хватает материалов о повышении духовности человека.

Общий тренд в искусстве, в кинематографии, в науке – это то, что в центре внимания оказывается человек. И мы предлагаем ему самому создать себе биографию. Кто-то предлагает внешность как способ самоидентификации, а мы предлагаем одежду.

– Но как связаны проблема самоидентификации и русский национальный костюм?

Боровский:

– Мы говорим об архетипе восприятия человека в этом мире через одежду. Да, тема связана с самым простым, утилитарным, как кому-то кажется, – с одеждой. Но человека встречают именно "по одежке", человек осваивает мир, создавая вокруг себя "оболочки", из которых одежда – первая. И мы стараемся смотреть на одежду не как на текстиль, а как на отражение человеческих цивилизаций.

Одна из сессий у нас называется "Кимоно VS понева: традиционная одежда снаружи и изнутри". Мы сравним, казалось бы, не имеющие ничего общего традиции японской одежды и русской.

В одежде отражаются и личность, и общество, и религия, и каноны красоты, и представление мужчины о женщине… Действительно, в каждом человеке заложено национальное восприятие мира. Сразу видно, что на юге одеваются не так, как на севере. В одних регионах предпочитают делать акцент на одно, в других – на что-то иное.

– А можно сказать, какие, с этой точки зрения, особенности у сибиряков?

– Для Сибири этот аспект исследования очень интересен. С одной стороны, здесь своя очень старая культура. С другой – пришлые русские люди, которые принесли что-то свое и из-за культурной изоляции сохранили это лучше, чем в "метрополии" – центральной России. Третье – определенная отдаленность, отрыв от центра, что не позволило все это уничтожить, когда советская идеология стирала грани и объединяла всех в единый Советский Союз.

На мой взгляд, благодаря этому сибиряки в большей степени сохраняют самость – в собственном мнении, в собственной идентификации, в собственной одежде. Может быть, это не всегда видно. Но эта самость – отличительная черта сибирской антропологии.

Крапчунов:

– Параллельно со всеми мероприятиями будет проходить выставка костюмов из запасов музея археологии и этнографии ТГУ. Эти костюмы со всей Сибири, например, эвенков и шорцев.

Почему я вспомнил про это? Сказано, например: "Шабур шорский. XIX век". И я понимаю, что для меня здесь, в Сибири, это элемент русской одежды. И где границы, кто от кого усваивал? То ли сибиряки коренные влияли на пришлых русских, то ли русские влияли на них. Это действительно огромное белое пятно – национальный русский костюм.

Мы выпустили календарь, где представлены костюмы разных регионов России. Это та самая история, когда мы показывали образец и спрашивали: "Как вы думаете, костюмы каких народов вы наблюдаете?" И варианты были самые разные: индейский, якутский, белорусский, тувинский. А это все – русские костюмы.

Сарафан – от персов, очелье – от хиппи

– Но специалистов по истории костюма – немного. Как часто люди ошибаются, принимая миф за реальность?

Крапчунов:

– На самом деле, среднестатистический россиянин ничего не знает о русском костюме, как и о русских песнях, русской еде, русских обрядах и праздниках, хотя все это очень востребовано. Но из-за незнания в обществе приживаются псевдонациональные традиции.

Сейчас и в нашем городе эта же тенденция присутствует, в том числе среди студентов, когда конструируется некая альтернативная национальная социальная идентичность через псевдонациональные костюмы. И поэтому важно сейчас говорить о подлинном костюме, его красоте, глубине – как элементе национальной безопасности.

Этой проблеме в субботу будет посвящена целая лекция, посвященная "комплексу Шабельской". Заблуждения и мифы о русском костюме – это целый комплекс явлений.

Боровский:

– Эти заблуждения – стереотип восприятия, что такое русский костюм.

Если мы выйдем на улицу и спросим: "Что самый русский и женский элемент одежды?", нам ответят, что сарафан. Но это самый поздний элемент одежды, который стал русским на рубеже XVII и XVIII веков. Он пришел из Персии, где слово "сарафан" означало "одетый с головы до ног". И изначально так называли распашную мужскую одежду.

Крапчунов:

– Второй элемент, который озвучивают, – это кокошник. Но та картинка, что вы себе сразу представляете, не имеет никакого отношения к этому головному убору.

Еще один пример воплощения "альтернативной" истории – хайратник или очелье. Это некая повязочка, ленточка, берестяное нечто на голове как у мужчин, так и у женщин, причем независимо от прически. Это якобы отсыл к чему-то праславянскому, но, как мне кажется, больше восходит к культуре хиппи.

– В таком случае, есть ли что-то стоящее для обсуждения современного российского костюма или же все – полнейшая эклектика?

Крапчунов:

– Национальный костюм сейчас – одна из немногих оставшихся зацепок для тех, кто боится раствориться в глобализирующемся мире, кто пытается держаться корней. И сейчас есть уникальные современные коллекции, авторы которых переосмысливают традиционный русский костюм.

На "Этнофоруме" в августе мы представляли коллекцию нового бренда "Варвара", который тогда только-только запустился. В Томске был первый показ этой коллекции. Думали, что он будет пробный, а все разобрали – ничего не осталось от первой партии, уже и вторая ушла: очень востребовано оказалось именно переосмысление традиций, их интеграция в современность.

И на форуме "Русские сезоны" у нас тоже один из уникальных показов коллекции, которая идет в ногу с такими домами мод как Chanel или Versace, но основана на русских традициях. Все современно, там не будет павловопосадских платков.

Найти себя

– Но не только же об одежде, наверное, должна идти речь, когда мы говорим о самоидентификации в современном мире…

Эмер:

– Для меня этот вопрос очень интересный – а что является способом самоидентификации? Я уже говорила, что то, что сейчас будет на "Русских сезонах", позволит по-новому поставить вопрос и каждому самоопределиться здесь.

Одежда была единственным средством самоидентификации в XIX и ХХ веках. А сейчас мы наблюдаем тенденцию, что на ее место выходит что-то другое. И вот здесь активно обсуждается – а что становится способом самоидентификации, если не одежда?

Это важно и для ТГУ. Сейчас общая проблема – и вузов, и брендов – в том, что они выходят на глобальный уровень, и вопрос в том, как мы в эти глобальные коммуникации впишемся и что станет ценностным стержнем.