Друзья русской свободы: Томск и ссылка XIX века глазами американцев

ТОМСК, 7 окт – РИА Томск, Александр Мазуров. Американский журналист Джордж Кеннан и художник Джордж Фрост дважды посетили Томск в 1885-1886 годах с целью изучения сибирской ссылки. Через томскую пересыльную тюрьму в XIX веке прошло много не только уголовников, но и представителей революционного движения – от декабристов до народников. Худшая тюрьма Сибири, зарисовки и снимки дореволюционного города и губернии – в обзоре РИА Томск. 

Как известно, в шутке про Томск как отдаленное место ссылки каторжных есть немалая доля правды. В конце 1870-х годов в Сибирь было сослано много народников, некоторые из них обосновались в Томске. В 1880-е годы, после убийства императора Александра II, – через город проходили волны политических ссыльных. Уголовников Европейская Россия поставляла в Сибирь беспрерывно.

Редакция РИА Томск нашла уникальные фотографии дореволюционного Томска в оцифрованном архиве библиотеки Конгресса США. Снимки сделаны журналистом Джорджем Кеннаном и художником Джорджем Фростом, которые посетили наш город в середине 1880-х. 

Кеннан в 1860-е годы участвовал в прокладке кабеля телеграфа из Америки в Европу через Берингов пролив. Вернувшись, он выступал с лекциями и написал книгу о кочевых народах Сибири. Журналист с сочувствием относился к русскому правительству, критикуя убийство императора Александра II народовольцами. Его оппонентом был торговый агент Уильям Армстронг, вернувшийся из России в 1880-е годы, который, наоборот, видел в "нигилистах" передовую русскую интеллигенцию.

На фоне дискуссий американский журнал The Century Magazine в 1885 году отправил Кеннана и Фроста в экспедицию, которая продлилась два года. Проехав по России и Сибири более чем 16 тысяч километров, журналист полностью поменял мнение. Не последнюю роль в этом сыграл Томск с его пересыльной тюрьмой. Итогом поездки стал выход в 1891 году книги "Сибирь и ссылка", описывающей все ужасы каторги.

В 1890-е годы во многом стараниями Кеннана в Англии и США возникают "Общества друзей русской свободы", выступающие за социально-политические преобразования в России.

Постель без блох

Из Барнаула в Томск американцы выехали 18 августа 1885 года. Вспоминая о Барнауле, американцы писали о бессонных ночах и блохах как в самом городе, так и на почтовых станциях.

Дорога в Томск была живописной и зеленью полей напоминала Фросту его родной Массачусетс. Кеннан сильно устал в пути и ожидал скорейшего прибытия.

В Томск американцы въехали 20 августа. Уставшие путники сразу заселились в гостиницу "Европа" (нынешнее здание НИИ курортологии на улице Розы Люксембург, 1. – Ред.) и впервые почти за два месяца "с наслаждением вытянули свои изнеможенные тела на цивилизованной постели".

"Томск, столица одноименной губернии, представляет собой город с населением в 31 000 жителей и расположен частью на утесе, частью на низменности, примыкающей к реке Томь, на небольшом расстоянии выше ее впадения в Обь. По величине и значению это второй город в Сибири, а по предприимчивости, уму и благосостоянию он показался мне первым", – писал Кеннан.

Журналист в "Сибири и ссылке" составил подробное описание дореволюционного Томска. В 1885 году здесь было около 8 тысяч жилых домов и других построек, из них 250 кирпичных; 33 церкви, в том числе римско-католическая церковь, мусульманская мечеть и три еврейские синагоги; 26 школ, в которых обучались около 2500 учащихся, и "очень хорошая" публичная библиотека.

Кеннан отмечал, что две томских газеты ("Сибирская газета" и "Сибирский вестник") большую часть времени находятся под запретом за "вредное направление".

"Улицы города немощеные и очень плохо освещены, но на момент нашего посещения они казались достаточно чистыми и ухоженными, и город в целом произвел на меня гораздо более благоприятное впечатление, чем многие города его класса в Европейской России", – писал в своей книге Кеннан.

Журналист описывал богатство Томской губернии, в состав которой на тот момент входило восемь городов. На ее территории паслось 2,5 миллиона коров, а на 3,6 миллиона акров полей росли табак, лен, зерно, картофель и конопля. На население губернии – 1,1 миллиона жителей – приходилось 30 тысяч ссыльных.

Вслед за областниками Кеннан воспринимал Сибирь как колонию, из которой центральная часть империи выкачивает ресурсы. Многие областники, в частности редакция оппозиционной "Сибирской газеты", базировались в Томске.

В городе Кеннан встречался не только со ссыльными и надзирающими за ними офицерами, но и с замещающим томского губернатора председателем губернского правления Нафанаилом Петуховым. От ссыльных журналист получил следующую характеристику чиновника: "человек, как говорят образованный и, до известной степени, либеральный".

"Отправившись к нему с визитом, я был принят очень любезно и сердечно. Оказалось, Петухов читал мое сочинение о Северо-Восточной Сибири. После получасовой оживленный беседы губернатор предложил мне свое содействие, в чем возможно. Я тотчас же попросил разрешения посетить пересыльную тюрьму", – писал Кеннан.

Как вспоминал журналист, Петухов согласился, но после минутного колебания прибавил: "Боюсь, что худшей тюрьмы вы не найдете в Сибири".

Худшая тюрьма в Сибири

Томск был одним из ключевых транзитных пунктов системы сибирской ссылки. Центральная пересыльная тюрьма строилась в 1868-1871 годах и эксплуатируется до сих пор – сейчас на Пушкина, 48 располагается следственный изолятор.

По воспоминаниям Кеннана, из Тюмени в Томск заключенных доставляли на баржах. За навигацию они делали 18 рейсов. По контракту товарищество "Игнатов и Курбатов" должно было перевозить в год больше 10 тысяч ссыльных: "По обстоятельствам, не зависящим от подрядчиков и местных властей в Тюмени, приходится то отправлять баржи наполовину загруженными, то переполнять их до удушья".

Американцы в Томске стали свидетелями прибытия одной из таких барж. Заключенных пересчитали, и смотритель пересыльной тюрьмы выдал конвойному офицеру расписку на 551 человека, в том числе 71 ребенка в возрасте до 15 лет. После осмотра врачом Флорентином Оржешко (ссыльный польский дворянин, отец известного томского архитектора. – Ред) выяснилось, что 25 ссыльных не могут добраться до тюрьмы своим ходом.

Кеннану позволили подняться на баржу, которую он уже осматривал в Тюмени два месяца назад: "Тогда она была безупречно чистой, и воздух в ее каютах был свеж и чист; но теперь она наводила на мысль о недавно освобожденной клетке с дикими зверями… атмосфера там была насыщена сильным животным запахом; полы были покрыты засохшей грязью, в которую втоптаны остатки еды".

На момент прибытия американцев в томской пересыльной тюрьме содержалось 3 тысячи человек, при этом сама тюрьма была рассчитана всего на 1,4 тысячи заключенных. Каждую неделю баржи привозили по 500-800 ссыльных, а из Томска отправляли дальше на восток только 400 человек в неделю.

Пересыльную тюрьму Кеннан посетил 26 августа: "Если бы не будки часовых по углам и не звон кандалов за палями, я бы подумал, что это временные солдатские бараки или пограничная деревня, окруженная частоколом от нападений индейцев. Нас впустили. Во дворе было без большой правильности расположено 12-15 одноэтажных деревянных зданий, возле которых бродили или сидели сотни заключенных, выпущенных на прогулку".

Содержались арестанты в восьми бараках длинной около 23 метров и шириной около 12, рассчитанных на 190 человек каждое.

"Первая камера, которую мы осмотрели, была площадью около 40 квадратных футов (около 4 квадратных метров. – Ред.) и содержала около 150 заключенных. Она была довольно хорошо освещена, но ее атмосфера была до последней степени загрязнена чрезмерным дыханием, а температура в ней, повышенная естественным теплом тел заключенных, была на пятнадцать или двадцать градусов выше температуры воздуха снаружи", – писал Кеннан.

Поперек камеры проходило два двойных ряда нар, на которых не хватало мест даже половине заключенных. Остальные вынуждены были спать в проходах и на полу без постельного белья. Аналогичная скученность была обнаружена и в других камерах тюрьмы.

Также американцам показали еще один вид камер – "балаганы". В тюрьме было три таких барака из сосновых досок – в них располагались исключительно семьи, женщины и дети.

"Батюшка, благодетель!... Ради Христа дозвольте мне в бане ночевать. Здесь так холодно по ночам; ребенок, того и гляди, помрет", – писал Кеннан о том, как к сопровождавшим его офицерам обратилась "баба с ребенком у груди".

Первый осмотренный балаган был окружен канавой с грязью. В строении не было окон, свет проходил через хлопчатобумажное полотно, играющее роль стен. В балагане находились сотни людей.

"Сквозь трещины в крыше я мог видеть небо; пол из непригнанных досок кое-где проломился, и заключенные использовали дыры как места, куда сбрасывали мусор, выливали помои и экскременты; воздух был нестерпимо зловонный из-за большого количества младенцев и невозможности обеспечить им должный уход", – писал Кеннан.

Посетили журналисты и тюремную больницу. В ней тогда было 193 пациента, 71 из них болел тифом. Сама больница была рассчитана на 150 человек.

"Трудно себе представить, какое положение дел существовало здесь в ноябре. В течение года у нас было 2400 случаев заболевания, в больнице одновременно находилось 450 пациентов, а койки были всего на 150. Триста опасно больных мужчин и женщин лежали рядами на полу, большинство из них были без подушек и кроватей", – цитирует Кеннан тюремного врача Оржешко.

Подробно пообщаться с доктором Кеннан смог в феврале 1886 года, возвращаясь через Томск из Восточной Сибири.

Двадцать восьмого августа, осмотрев местную тюрьму, Кеннан и Фрост отправились в Иркутск вместе с одним из этапов.

"Марширующие отряды каторжников в три-четыре сотни человек отправляются из Томска в Иркутск еженедельно в течение всего года и совершают путь в 1040 верст примерно за три месяца. Этапы, или станции для ссыльных, стоят вдоль дороги с интервалом от 25 до 40 миль", – писал Кеннан.

В 16 километрах от Томска был сделан первый привал. "Прогулка в десять миль не сильно утомит здорового и ничем не обремененного человека; но для каторжников, которые месяцами находились в тюрьме без физических упражнений и которым мешают пятифунтовые кандалы, соединенные цепями… это тяжелый опыт", – писал Кеннан.

Менее чем через минуту, как была отдана команда, все ссыльные сели либо легли на землю. С разрешения капитана конвоя Фрост сфотографировал их за обедом.

Георгий Иванович

Главным открытием в Сибири для Кеннана стали политические ссыльные, многие из которых оказались образованными, интеллигентными людьми. Кеннан писал: "Еще прежде, чем оставить Томск, я был уже окончательно излечен от моих прежних предубеждений против русских нигилистов и от моих симпатий к русскому правительству".

Большинство из тех, с кем общались американцы в Томске, были сотрудниками оппозиционной "Сибирской газеты". Среди них, в частности, были сосланные в Сибирь писатель Константин Станюкович, народники Феликс Волховский и Соломон Чудновский.

Ссыльные, по просьбе самого Кеннана, называли его Георгием Ивановичем. 

Тесные контакты одновременно с чиновниками и "политическими" приводили к курьезным случаям. Например, когда Кеннан вместе с Волховским и Чудновским сидел в гостинице, слуга доложил о приезде исполняющего обязанности губернатора Петухова.

"Он сердечно пожал руки двум политическим ссыльным, приговоренным судом к каторжным работам; тотчас же завел разговор, к которому можно было присоединиться, и вообще вел себя так тактично и любезно, что через пять минут мы все болтали так бесцеремонно, как будто мы были старые знакомые, случайно встретившиеся в клубе", –  писал Кеннан.

Волховский во вступительной статье к одному из первых русскоязычных изданий "Сибири и ссылки" (1906) вспоминал:

"Несмотря на то что все время обоих путешественников было, по-видимому, занято, они никогда не отказывались от наших приглашений. Захватив с собою банджо, оба принимали участие в наших бесконечных чаях, причем Кеннан никогда не отказывался спеть негрскую или студенческую песню, а Фрост показывал свои интересные рисунки".

По воспоминаниям Волховского, Кеннан и Фрост в 1885 году прожили в Томске неделю, в феврале 1886-го, возвращаясь из Иркутска, они пробыли в городе около 10 дней. Томским ссыльным они привезли множество писем от товарищей из Восточной Сибири.

Волховский также вспоминал, что когда Кеннан впервые посетил Томск, то говорил очень медленно и с ярко выраженным акцентом. После пяти месяцев путешествия "медлительность почти совсем уже исчезла, уступив место значительной беглости".

"Для читателей будут понятны теперь те смешанные чувства, с которыми мы расставались с нашим вновь приобретенным другом: мы радовались его будущему выступлению на защиту правоты нашего дела, но мы лишались человека, ставшего для нас столь дорогим, и невольная грусть покрывала своим флером все наши радостные надежды", – писал он.

Кеннан вспоминал о Волховском, как о самом привлекательном из ссыльных: "В мое время это был человек 30 лет, очень образованный, с благородным сердцем и высоконравственными стремлениями. Он прекрасно знал английский язык, был близко знаком с английской историей и литературой и перевел на русский язык многие поэмы Лонгфелло... Он был одним из самых лучших и привлекательных людей, каких мне выпало счастье узнать".

Волховский, приговоренный по "процессу 193-х" в 1878 году, жил в Томске вместе с супругой, тоже политической ссыльной, Александрой Хоржевской, и тремя дочерями Верой, Софьей и Катей. Он работал фельетонистом "Сибирской газеты", обличая злоупотребления местных чиновников, коррупцию и "дореформенные порядки".

После расставания Кеннан вел с Волховским переписку:

"Прошедшей зимой он (Волховский. – Ред.) написал мне невыразимо печальное и трогательное письмо, в котором он извещал меня о самоубийстве своей жены. Сам он лишился своих занятий благодаря приостановлению либеральной "Сибирской газеты", издававшейся в Томске; жена его, слабую фигурку и бледное, печальное лицо которой я еще могу себе ясно представить, пробовала облегчить ему заботы о семье, давая уроки и занимаясь шитьем".

После смерти младшей, трехлетней, дочери Кати, Волховский в 1889 году решился на побег. Старшая дочь Софья, которой было 16 лет, осталась в России, а Веру, переодетую мальчиком, удалось вывезти за границу, в том числе благодаря Кеннану.

Часть цитат взята из оригинала первого издания книги "Сибирь и ссылка", опубликованной на английском языке в 1891 году. Существующие переводы на русский язык значительно сокращают оригинал и содержат неточности, в частности в них говорится о двух синагогах, вместо трех, и упускаются многие подробности пребывания американцев в Томске.

***

"Вспоминая о разоблачениях Джорджа Кеннана и задумываясь над их смыслом, понимаешь, что только в аду можно найти подобие правительству вашего царя", – писал революционеру-эмигранту Сергею Степянку-Кравчинскому писатель Марк Твен.

Лев Толстой писал Кеннану: "Очень и очень благодарен Вам, как и все живые русские люди, за оглашение совершающихся в теперешнее царствование ужасов".